Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пора познакомиться с человеком по имени Кузьма-Полкапли ума.
Кузьме было десять лет от роду. За это огромное по сравнению с жизнью осенника время он ничего не успел смастерить, ничем не порадовал родителей и товарищей. А разве были у него товарищи? Нет, пожалуй, не было. Друзья в чём-то главном одинаковы. Второго же такого лентяя, как Кузьма-Полкапли ума, не найти во всём городе.
Как-то Кузьма-Полкапли ума набил карманы пиджака мелкими камнями и пошёл в парк стрелять из рогатки птиц. Птицы знали рогаточника по коричневой кепке с пуговицей и разлетелись, как только увидели его. Злой Кузьма-Полкапли ума постреливал в стволы деревьев, как вдруг заметил осенника. Первым желанием рогаточника было подстрелить его. Он резинку уже натянул, но в последнее мгновение передумал, спрятался за деревом и стал следить за странным существом. А кленовый осенник — это был он, — ничего не подозревая, таскал и таскал свои тюбики с краской. Около того места, где они лежали, рабочие вырыли канаву для укладки труб. Осенник нашёл для красок другое местечко.
«Вот так чудо!» — подумал Кузьма-Полкапли ума и, когда осенник, закончив работу, присел передохнуть, бросился к нему. Осенник вовремя заметил опасность. Он метнулся в густую траву газона. Кузьма-Полкапли ума стал бить по траве своим пиджаком, стараясь накрыть осенника. И погиб бы трудолюбивый мастер, не раздайся свист и не схвати сторож парка озорника за руку.
— Да я тут ловил… — начал объяснять Кузьма-Полкапли ума, но, решив, что сторож всё равно не поверит, скорчил жалостливую гримасу и, получив помилование, пошёл домой, захватив с собой все краски осенника.
Кузьма-Полкапли ума не знал, что в засохших стеблях хранятся краски. Он обнаружил это случайно, расковыряв одну из трубок. Тут же ему захотелось что-нибудь нарисовать. Он подобрал голубиное перо и, орудуя им, как кистью, стал разрисовывать афишу, наклеенную на заборе. И странное дело, самый небрежный мазок превращался мгновенно в золотой кленовый лист. Скоро на месте скучной серой афиши была гора листьев — жёлтых, оранжевых, чуть зеленоватых посередине, огненно-красных по краям. Листья были так хороши, так похожи на настоящие, что хотелось брать их за длинные упругие черешки и собирать в большие радостные букеты.
— Это ты нарисовал, малыш? — услышал вдруг Кузьма-Полкапли ума голос. Он хотел задать стрекача, но, увидев над собой доброе лицо человека и его ласковые глаза, смотревшие из-под полей мягкой шляпы, остался на месте.
— Да, я… — неуверенно протянул Кузьма-Полкапли ума.
— У тебя же настоящий талант, мой милый! Но почему ты рисуешь на афишах? У тебя нет бумаги? Или ты просто хотел порадовать прохожих этой солнечной картиной?
— Хотел порадовать… — буркнул Кузьма-Полкапли ума и, почувствовав себя увереннее, добавил: — Мне не жалко, пусть смотрят.
Человек в мягкой шляпе — а это был старый художник — написал на блокнотном листочке свой адрес и велел обязательно прийти к нему со всеми рисунками, которые есть у Кузьмы.
Пока художник объяснял, как к нему лучше добраться, около осенней картины собралось много людей. Даже троллейбус, спешивший по графику от одной остановки к другой, водителю пришлось остановить: пассажиры, изумлённые красотой осенних листьев, попросили сделать это. Все вслух восхищались невиданным мастерством и жалели, что нельзя снять картину с забора и отнести в музей.
— Слышишь, что говорят люди? — улыбнулся старый художник. — Они не ошибаются. У тебя великое будущее, мальчик.
Кузьма-Полкапли ума целый день рисовал на больших листах бумаги осенние картины. Он и в школу не пошёл из-за этого. А когда к нему пришли ребята, чтобы отчитать его за прогул, встретил их с гордо поднятой головой. Школьники в другое время дали бы крепкую нахлобучку лодырю, а теперь молча стояли как зачарованные. Потом на цыпочках вышли они на лестницу. Один из них проговорил:
— Вот так Кузьма! Палата ума!
Слухи о художнике Кузьме разнеслись по всему городу. Даже из других мест стали приезжать люди, чтобы посмотреть на его картины.
Было решено в самом большом зале города открыть выставку картин Кузьмы.
Последние дни лета, когда весь город жил разговорами о необыкновенном художнике, кленовый осенник провёл в страшном смятении. Большего горя у него не могло быть, большей беды у него не могло случиться. Узнав, что пропали краски, он сразу же принялся делать новые. Но ведь невозможно сделать за несколько суток то, на что ушло целых три месяца. К тому же дни стали короче и небо часто заволакивали мглистые тучи, лили дожди — всё кругом было серым и тусклым.
И ещё боялся осенник, что снова появится мальчишка и снова начнёт бить пиджаком по траве, охотясь за ним. Не знал кленовый осенник, что Кузьма-Полкапли ума пуще всего на свете остерегался, как бы не узнали люди происхождения чудесных красок. Он обходил парк стороной и отговаривал других ходить туда.
Пришла первая осенняя ночь. Все осенники — сколько их было на земле — взяли краски и взобрались на свои кусты и деревья. Устроившись в трещинах коры, балансируя на тоненьких веточках, они красили листья. Вспыхнули багровым огнём кусты жимолости, на ряды лип словно опустилось жёлтое тончайшее полотно, фиолетовыми стали шары подстриженного боярышника, вереницы берёз по косогорам превратились в золотые паруса, плывущие в синие дали. От этого праздника красок людей охватывали восторг и неясная тревога.
Кленовый осенник тоже начал красить листья своего клёна. Но как мало красок было у него! Их хватило только на то, чтобы покрасить листья около самого ствола. И клён стал похож на огромную лампу: под высоким абажуром из зелёных листьев горел узкий огонь из листьев жёлтых. Скоро жёлтые листья опали с клёна, как и со всех деревьев. А зелёные, удивляя людей, держались до самых холодов. Только морозный ветер оторвал их от веток и засыпал снегом.
Кузьма-Полкапли ума не ходил в парк и не видел странного клёна. Об осеннике, у которого украл чудесные краски, он и думать забыл, а с нетерпением ждал, когда откроется выставка. Все картины в дорогих рамах уже висели на стенах зала. Около касс, где продавались билеты, толпилось каждый день множество людей.
В день открытия Кузьму первого с почётом провели на выставку. Он к тому времени научился с достоинством кланяться и держать себя так, как подобает знаменитому мастеру. Стоя